и потому оставаться к “ему равнодушным невозможно. Имея такой могучий арсенал средств, просто невозможно сделать плохой фильм. Можно быть последним болваном и в то же время сделать интересную картину. Поэтому не удивительно, что в кинобизнесе так распространено кумовство. Вы могли в буквальном смысле дать своему племяннику написать сценарий, сделать из своей подружки кинозвезду, или протолкнуть сына в руководство студии. Посредством кино любого можно превратить в настоящего артиста.
И вот что еще интересно. Почему не было случая, чтобы какой нибудь актер убил режиссера? За многие годы уж наверняка поводов для этого было предостаточно, и финансового порядка, и творческого. Почему не было случая, чтобы режиссер убил директора студии? А писатель и автор сценария – режиссера? Производство фильмов, определенно, отвращает людей от насилия, является психотерапией.
Будет ли когда нибудь такое, что для эффективного лечения эмоционально и умственно неуравновешенных им дадут самим снимать кинофильмы? Боже, а сколько в киношной среде сумасшедших, или, по крайней мере, почти сумасшедших! Актеры и актрисы – это даже без вопросов.
Вот так оно и будет. В будущем все будут сидеть дома и смотреть фильмы, которые сделали их друзья для того, чтобы не свихнуться. И эти фильмы будут спасать им жизнь. Взгляните на кино с этой стороны. И в конце концов мы придем к тому, что любой болван сможет стать человеком искусства. В самом деле, если люди в кинобизнесе могут создавать хорошие картины, то и всякий это сможет. Банкиры, например, производители одежды, адвокаты и т. д., решающие, какие нужно ставить фильмы. Не имеющие даже той степени чокнутости, которая могла бы способствовать творческому процессу. И мы ничего не потеряем, если каждый болван будет делать кино. Проблема лишь в том, чтобы снизить стоимость картины. И психиатры больше не понадобятся, и не нужно никакого таланта. Каждый сможет стать артистом.
Все эти люди, жаждущие, чтобы их любили, не понимают, что для этого нужно работать над собой; и вот теперь – при всем своем нарциссизме, инфантилизме и самовлюбленности – они смогут проецировать внутренний образ самих себя на экран, в созданный ими мир, где они будут любимы. В мир, где их тени получат эту любовь, в реальной жизни ничем незаслуженную. Совершенно определенно, что все художники так и поступают; возьмите, например, образ большого писателя – который в личной жизни потакает всем своим желаниям – Осано. Но они, по крайней мере, должны иметь какой то талант, одаренность, чтобы их творчество приносило кому нибудь удовольствие или позволило глубже понять какие то вещи.
А для создания кино вам не нужно никакого таланта, никакой одаренности. Берет, к примеру, какой нибудь весьма богатый тип и делает фильм о собственной жизни – без всякой помощи крупного режиссера, крупного писателя, суперкинозвезды и т. д., и т. д.
И только за счет того, что кино – это магия, он предстает на экране в образе героя. Огромный потенциал кино для всех этих людей заключался в том, что для его создания талант не обязателен, хотя это не означает, что его наличие не сделало бы фильм лучше.
Над сценарием мы работали весьма плотно, и поэтому я довольно много времени проводил вместе с Маломаром, иногда до поздней ночи, работая в его шикарном доме киномагната, где я чувствовал себя неуютно. Для одного человека это слишком, думал я. Эти огромные уставленные мебелью комнаты, этот теннисный корт, плавательный бассейн и еще отдельный дом, где имелся просмотровый зал. Как то раз вечером он предложил посмотреть новый фильм, но я ответил, что не настолько помешан на фильмах. Похоже, он заметил мое чванство, потому его, мои слова слегка задели.
– Знаешь что, если в у тебя не было этого презрения к кинобизнесу, наша работа над сценарием продвигалась бы гораздо успешнее.
Я почувствовал себя немного уязвленным. Во первых, я всегда гордился своими манерами и считал, что такого рода вещи не должны быть заметны. Во вторых, у меня была профессиональная гордость своей работой, а он хотел сказать, что я не работаю, а лишь без толку болтаюсь. И, кроме того, к Маломару я испытывал уважение. Будучи продюсером режиссером, он вполне мог, работая вместе со мной, всякий раз поступать по своему, но никогда этого не делал. И когда он предлагал изменить что либо в сценарии, обычно он оказывался прав. Когда он все же бывал не прав, и мне удавалось доказать это, он уступал. Короче говоря, он не вполне вписывался в мое предвзятое представление о Земле Эмпид.
И вот, вместо того, чтобы смотреть кино или работать над сценарием, мы в ту ночь стали спорить. Я стал рассказывать ему, что я думаю о кинобизнесе и работающих в нем людях. Чем дальше я говорил, тем меньше злился Маломар, и под конец он стал улыбаться.
– Ты говоришь как какая нибудь блядь, на которую молодые парни перестали обращать
